— Знаешь, чтобы быстрее выздоравливать, нужно хорошо питаться, — продолжила Виктория, осторожно присаживаясь на край кровати. — Давай попробуем вместе? Я посижу с тобой.
— Не хочу, — тихо ответил Саша, не поворачивая головы.
Виктория заметила, что мальчик одет в стандартную больничную одежду, а не в домашнюю пижаму. Это могло означать только одно: его привезли без сменной одежды. Такое случалось чаще всего с детьми из проблемных семей или тех, кого находили на улице.
— А что бы ты хотел на завтрак? — спросила она, вспоминая свои собственные детские годы в интернате, где выбора не было, а еда подавалась строго по расписанию.
Саша чуть повернул голову:
— Не знаю… Просто эта каша мне не нравится.
— Может быть, принесу тебе йогурт? У нас есть клубничный, — предложила Виктория, видя, как в глазах мальчика промелькнуло любопытство.
— Можно? — недоверчиво переспросил он.
— Конечно. Подожди немного.
Когда Виктория вернулась, она застала Сашу уже сидящим на кровати. Он выглядел менее замкнутым, хотя в его взгляде все еще читалась настороженность.
— А мама придет? — внезапно спросил мальчик.
Виктория на секунду замешалась. В документах значилось, что у Саши есть мать, но за прошедшие сутки она так и не появилась.
— Обязательно придет, — уверенно ответила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно.
Дни шли, а мать так и не объявилась. Мальчик постепенно адаптировался к больничному режиму. Он больше не отказывался от еды, начал общаться с соседями по палате. Виктория старалась уделять ему особое внимание: приносила книжки с яркими картинками, рассказывала забавные истории, а иногда просто сидела рядом, когда ему становилось особенно грустно.
На пятый день, во время обеда, в палату ворвалась растрепанная женщина. Ее лицо выражало тревогу и напряжение.
— Где здесь Дмитриев? — громко спросила она, оглядывая палату.
Саша вздрогнул и опустил ложку. Виктория сразу поняла — это его мать.
— Вы к Саше? — спросила она. — Может, мы выйдем в коридор? Дети как раз обедают.
— Некогда! — резко отмахнулась женщина, подходя к кровати сына. — Ладно, вещи твои где?
— В тумбочке… — тихо ответил Саша.
Мать резко выдвинула ящик и начала складывать немногие вещи мальчика в пакет.
— Зачем мне тратить свое время, чтобы приезжать за его вещами?! — бросила она, обращаясь к Виктории. — Короче, вот что: как только его можно будет забрать, позвоните. У меня сейчас слишком много дел. Понятно?
В груди Виктории что-то тяжело сжалось. Она перевела взгляд на Сашу — мальчик сидел, опустив голову, и машинально водил ложкой по пустой тарелке. Его мать забрала из тумбочки те немногие вещи, которые принадлежали сыну, но так и не принесла ничего взамен.
— Может быть, вы найдете время хотя бы немного посидеть с ним? — мягко предложила Виктория, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Он очень скучал по вам.
— Я же сказала — некогда! — резко оборвала её женщина. — Вы его вылечите, а потом я заберу. У меня работа, дела… Не могу всё бросить ради этого.
Мать направилась к выходу, но перед самой дверью обернулась:
— Саш, веди себя хорошо, слышишь? Я приду, когда смогу.
Её слова прозвучали как пустое обещание. Мальчик даже не поднял глаз, лишь его плечи чуть заметно дрогнули. Когда шаги матери затихли за дверью, он медленно отодвинул тарелку и лег, отвернувшись к стене.
Виктория осторожно присела рядом, протягивая руку к его плечу:
— Саша…
— Не надо, — глухо произнес он, не поворачивая головы. — Просто хочу спать.
На следующее утро Виктория特意 пришла в палату раньше обычного. Саша уже был на ногах. Он сидел на кровати, задумчиво глядя куда-то за окно.
— Как ты себя чувствуешь сегодня? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал доброжелательно.
Саша ответил тихо, словно боясь разбудить собственные мысли:
— Лучше. Дышится теперь легче.
Дежурный врач, Андрей Михайлович, осмотрев мальчика, подтвердил улучшение состояния:
— Отличная динамика, но ещё минимум неделю нужно долечиться.
Виктория старалась проводить с Сашей каждую свободную минуту. Она приносила ему книжки с яркими картинками, раскраски и карандаши. Однажды даже достала новую пижаму, чтобы хоть как-то скрасить его больничное пребывание. Постепенно лёд в глазах мальчика начал таять.
— Посмотри, что я нарисовал, — однажды сказал Саша, протягивая ей лист бумаги. На нём была изображена одинокая фигурка в пустой комнате.
— Это ты? — спросила Виктория, стараясь говорить спокойно.
Саша кивнул:
— Да. Это когда мама уходит и запирает меня. Чтобы я ничего не натворил.
У Виктории сердце болезненно сжалось. Она хотела что-то сказать, но мальчик продолжил первым:
— А скоро я домой поеду? — в его голосе не было ни надежды, ни страха, только вопросительная интонация.
— Когда совсем поправишься, — ответила она, стараясь звучать уверенно.
— А мне дома не рады, — добавил Саша, по-прежнему глядя в окно. — Мама говорит, что если я ещё раз заболею, она отправит меня в детский дом. Говорит, что я ей мешаю жить.
Каждое его слово отзывалось в душе Виктории острым ударом. Мальчик рассказывал об этом буднично, словно о чем-то обыденном.
— Когда у мамы гости, она всегда запирает меня в комнате, — продолжил он. — Иногда на целый день. Говорит, что я ей все порчу. Что я обуза…
В тот же день Виктория обратилась к главной медсестре, Нине Павловне, решив, что нельзя оставлять ситуацию без внимания.
— Не стоит вмешиваться, — равнодушно отмахнулась та. — Таких детей к нам часто привозят. Мы их лечим, а дальше пусть жизнь распоряжается как хочет.
Но Виктория не могла оставить всё так, как было. Той ночью она решила задержаться на ночном дежурстве. Проходя мимо палаты Саши, она заметила, что мальчик беспокойно ворочается во сне. Остановившись у двери, Виктория тихонько вошла, чтобы поправить одеяло.
— Вика… — раздался едва слышный шёпот. Это был Саша. Он открыл глаза, словно чувствуя её присутствие.
— Что случилось? — Виктория склонилась к нему ближе, стараясь говорить мягко и спокойно.
— Мама хотела меня оставить, — произнёс мальчик таким ровным, будто бесстрастным голосом, что это заставило её внутренне содрогнуться. — Она говорила по телефону, что найдёт способ. Что я ей мешаю жить… Я ей совсем не нужен.
Холод пробежал по её спине. Шестилетний ребёнок не должен знать таких вещей, тем более говорить об этом так спокойно.
— А когда я заболел, — продолжил Саша, глядя куда-то мимо неё, — она заперла меня и просто ушла. Потом пришли какие-то люди вместе с соседкой…
Виктория осторожно взяла маленькую ладошку мальчика в свою. На этот раз он не отстранился, а только крепче сжал её пальцы.
— Я стараюсь быть хорошим, честно, — прошептал он, его голос дрогнул. — Но мама всё равно злится. Говорит, что это из-за меня она не может выйти замуж, что у неё нет денег… Всё моя вина.
Каждое слово мальчика эхом отдавалось в голове Виктории. За годы работы в больнице она сталкивалась со многими историями, но эта была особенной — в глазах Саши читалось такое глубокое отчаяние, будто он давно смирился с мыслью, что никому не нужен.
— Можно я ещё немного посижу с тобой? — спросила она, стараясь сохранить тёплый тон.
Саша кивнул и чуть подвинулся, давая место рядом с собой. Виктория села, продолжая держать его за руку. В тишине ночного отделения было слышно лишь мерное тиканье часов да редкие шаги медсестёр в коридоре.
Постепенно дыхание мальчика стало ровнее — он уснул. Но даже во сне его пальцы продолжали крепко сжимать её руку, словно боясь потерять единственного человека, который действительно заботился о нём.
Когда первые лучи рассвета начали пробиваться через окна, Виктория осторожно высвободила руку и встала. Мысли о словах Саши не давали ей покоя. Она понимала: нужно что-то делать.
Весь остаток ночи Виктория провела без сна, снова и снова перебирая в голове рассказ мальчика. Его спокойствие, с которым он говорил о том, что собственная мать хочет от него избавиться, пугало больше всего. Казалось, он уже давно принял эту правду как неизбежность.
Утром, не дожидаясь начала рабочего дня, Виктория решительно постучала в кабинет заведующей отделением.
— Елена Сергеевна, — обратилась она, плотно закрыв за собой дверь, — нам нужно срочно связаться с органами опеки. То, что рассказал мне Саша этой ночью… Это уже не просто случай неблагополучной семьи.
Заведующая внимательно посмотрела на неё, нахмурившись:
— Вика, ты же понимаешь, что это будет непросто…
— Да, понимаю. Но речь идёт о жизни ребёнка, — твёрдо ответила Виктория.
Она подробно пересказала свой разговор с Сашей. Елена Сергеевна слушала молча, лишь напряжённые скулы выдавали её внутреннюю борьбу.
— Хорошо, — наконец произнесла заведующая. — Я сделаю звонок.
Отреагировали из соцслужб быстрее, чем ожидала Виктория. Уже через час в больницу прибыли две женщины из органов опеки. Как выяснилось, семья Саши давно находилась на их учёте.
— Мать всегда умела выкручиваться, — объяснила Ирина Петровна, старший инспектор органов опеки. — То справки предоставит, то документы о работе предъявит. А между тем соседи не перестают жаловаться: ребёнок остаётся один на целые сутки.
На этот раз всё сложилось иначе. Свидетельские показания Саши, подкреплённые медицинскими документами и заключениями врачей о серьёзном запущенном заболевании, стали решающим аргументом. Мать даже не соизволила появиться на заседании комиссии.
Виктория наблюдала, как Саша неторопливо собирает свои немногие вещи. Мальчик не плакал, не задавал вопросов о маме — просто аккуратно складывал в пакет одежду и раскраски, словно это был самый обычный день.
— Ты знаешь, куда мы едем? — спросила инспектор, стараясь говорить мягко.
— В детский дом, — ответил Саша без тени эмоций. — Мама уже давно обещала меня туда отправить.
К горлу подступил ком. Проводив мальчика до автомобиля, она долго стояла, глядя вслед удаляющейся машине. Что-то внутри отказывалось принять такую реальность.
Следующие дни растянулись бесконечно. Виктория продолжала выполнять свою работу, но её мысли постоянно возвращались к Саше. Проходя мимо его бывшей палаты, она невольно останавливалась, вспоминая их разговоры и маленькие моменты их общения.
Однажды утром Виктория проснулась с твёрдым осознанием того, что должна сделать. Она собрала все необходимые документы и подала заявление на оформление опекунства.
— Вы понимаете, что это большая ответственность? — строго спрашивала женщина из органов опеки во время проверки. — У вас нет семьи, доход средний…
— Понимаю, — уверенно отвечала Виктория. — Я сама выросла в детском доме. Знать, каково это — быть никому не нужным, — значит понимать важность настоящего дома.
Проверки растянулись на долгие месяцы. Виктория красила стены в своей маленькой спальне, покупала новую кровать, письменный стол и другие необходимые вещи. Она готовилась к тому, чтобы стать для Саши тем человеком, которого он так долго ждал.
Наконец, настал день, когда все документы были готовы. Виктория приехала в детский дом, сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Саша ждал её в игровой комнате — всё такой же тихий и серьёзный, как в больнице.
— Привет, — тепло улыбнулась Виктория. — Ты меня помнишь?
Саша кивнул, пристально глядя на неё, будто пытаясь понять, чего именно она хочет.
— Теперь я буду твоей мамой, если ты не против, — сказала она мягко, стараясь передать всю искренность своих намерений.
Мальчик замер, словно не веря своим ушам. Долгое время он молчал, размышляя, не шутка ли это.
— Правда? — наконец произнёс он тихим голосом.
Виктория кивнула. И в следующее мгновение Саша шагнул вперёд, обняв её крепко и доверчиво — первый настоящий контакт за всё время их знакомства.
— Поедем домой? — спросила Виктория, когда мальчик немного отстранился.
— Домой, — повторил он, и впервые за всё время Виктория заметила в его глазах проблеск надежды, которую он, казалось, давно забыл.
