Николай Максимович стиснул переносицу, словно пытаясь сдержать набегавшую волну вины. Бизнес? Да, эти сделки то взлетали, то рушились, как карточные домики. Родственные узы могли стать якорем в бурном море конкуренции… Но разве сын — разменная монета? Однако Роман сам пришёл к нему месяц назад — бледный, с тенью в глазах, будто кто-то выжег в них солнечные блики. «Согласен. На Вике». Не объяснил, не попросил совета. Лишь горечь, оседающая в уголках губ, выдавала правду.
— Не парься, пап. На церемонии буду улыбаться, как довольный жених. Даже мама не заметит, — голос Романа прозвучал слишком плоско, будто аудиозапись с помехами.
Отец молча вышел, оставив сына одного с тяжёлыми шторами и тиканьем напольных часов. Роман уткнулся в ладони, вспоминая, как Лида разорвала его мир на клочья. «Я ошиблась. Ты… ты просто друг». Ни слёз, ни дрожи — лишь холодный взгляд поверх чашки капучино. А потом — другой мужчина, её смех в телефонной трубке… Сердце сжалось в комок, будто грудь набили битым стеклом. «Любовь — миф. Вика хотя бы честна». Девушка, которая кормила бездомных котят и строила приют для стариков. Которая, услышав о его «договоре», лишь протянула руку: «Давай попробуем не солгать хотя бы себе».
У ворот особняка чёрная кошка метнулась под колёса лимузина, подняв вихрь опавших листьев.
— К беде! — ахнула тётушка в лиловом тюрбане.
Роман фальшиво рассмеялся: — Может, у неё носки белые? — Шутка повисла в воздухе, как проколотый шарик.
Роскошный особняк, гирлянды, священник с позолоченным крестом… Всё это казалось театральной декорацией. «Венчание ради Божьего благословения? Ирония». Он поймал взгляд Вики сквозь фату — тёплый, без упрёка. Она знала. Знала, что он до сих пор носит в кармане смятый билет в Питер, куда они так и не уехали с Лидой.
— Обещаю… стать тем, кого ты заслуживаешь, — прошептал он у алтаря, избегая слова «люблю».
— А я научусь не ждать сказки, — её пальцы дрогнули в его ладони.
— Молодые, — голос тёщи зазвенел, как хрустальный бокал, — наша семья верит: пламя фонаря сжигает груз прошлого. Зажгите их — и пусть пепел сомнений унесёт ветер.
Роман чиркнул зажигалкой, наблюдая, как огонь пожирает бумагу. «Исчезни, Лида. Растай, как этот воск». Вспыхнул образ — её пальцы, вьющиеся в его волосах, шепот: «Мы ведь навсегда?»
— Эй, вы! — резкий окрик заставил его вздрогнуть.
Вика стояла, словно ледяная статуя. У её ног дымился потухший фонарь, а перед ней — старик в пальто, пропитанном запахом дождя и подземных переходов.
— Кто впустил эту грязь в мой идеальный день? — тёща взмахнула руками, будто отгоняя ворон.
— Вышвырните его! Сейчас же! — Вика пронзительно крикнула, и Роман заметил, как дрожит её подбородок. Странно. Та, что неделю назад кормила бродячую собаку у метро, теперь сжимала кулаки, будто готовилась ударить.
Два мужчины в смокингах схватили старика. Тот вывернулся, обнажив жёлтый свитер под рваным пиджаком. «Папин…» Мелькнуло в голове Романа. Папин свитер, потерянный год назад.
— Позвольте! — старик вцепился в калитку, — Жених! Спроси у неё про…
Вика впилась ногтями в запястье Романа: — Он пьян! Не слушай!
Но старик уже исчез за оградой, оставив в воздухе шлейф дешёвого одеколона. Того самого, что Лида подарила Роману на годовщину.
— Ты… видел его лицо? — Роман попытался высвободить руку.
— Лицо? — Вика засмеялась слишком громко, — У бомжей лиц не бывает.
В её глазах, обычно мягких, как акварель, вспыхнули осколки стекла. Роман вдруг вспомнил, как она месяц назад «случайно» наступила на телефон Лиды, «потеряв» все сообщения. «Неужели я выбрал зиму вместо лета?»
— Ты будто подменилась, — голос Романа прозвучал глухо, будто сквозь ватную преграду. Он попытался высвободить рукав, но ногти Вики впились в ткань, оставляя полумесяцы на парче. — Этот человек… он знает что-то. Я это чувствую.
— Регистрация через двадцать минут! — Вика дёрнула его к себе, и брошь на её воротнике брызнула холодным светом. — Если шагнёшь за ворота — я сожгу всё! И себя тоже!
Роман резко дёрнулся, и пуговица с мундира со звоном покатилась по плитке. Тик-так-тик — звук слился с тиканьем карманных часов деда, которое вдруг вспомнилось.
— Твоя доброта… была маской? — он шагнул назад, глядя, как тень от арки дробит её лицо на лоскуты.
— Отменим свадьбу! — её крик взметнул стаю голубей с крыши. — Слышишь?! ОТ-МЕ-НИМ!
Но он уже шёл сквозь строй гостей, ловя на губах привкус меди. У калитки старик сидел, обхватив колено, — на ссаженной ладони алела ранка в форме полумесяца. Как след от её ногтей.
— Говорите быстрее, — Роман присел на корточки, и запах дешёвого лосьона ударил в нос. Тот самый. Из подарка Лиды.
— Лидочка… — старик вытащил из кармана смятый конверт. Внутри — фото: он с Лидой смеются у фонтана, а на обороте дрожащие строчки: «Прости. Они грозились отменить деду операцию…»
Земля поплыла. Где-то за спиной орал тесть: «Предатель! Тварь!», но слова тонули в гуле, будто Роман нырнул под воду.
— Они… сказали, она беременна? — он сглотнул ком, вспоминая, как Вика месяц назад «потеряла» тест в его квартире. Как настойчиво поправляла фату у зеркала, повторяя: «Семьи — как бизнес-проекты. Нужен надёжный актив».
Старик тронул его руку — на мизинце синее пятно. Как у Лиды после работы в типографии.
— В машину! — Роман рванулся вперёд, срывая с капота бант. Лента зацепилась за ветку, рассыпая лепестки роз. «Цветы-то искусственные», — абсурдно мелькнуло в голове.
— Вернись! — отец Вики рычал, как загнанный кабан, — Или твой папашка останется без контракта с нефтяниками!
Роман замер, услышав скрип тормозов. Из такси вышла Лида — в простом платье, с чемоданом. Её глаза встретились с его взглядом, и время сжалось в точку.
Николай Максимович молча сжал сыну плечо — так крепко, что пуговица на пиджаке впилась в ладонь. «Разберёмся», — это слово повисло в воздухе густым дымом, смешавшись с запахом аптечных салфеток и бензина. По просёлочной дороге, петляющей между чёрных подсолнухов, Роман гнал машину, слыша за спиной прерывистое дыхание старика. Тот хрипел, будто в груди у него завелась шарманка с порванными струнами.
— Держитесь! — крикнул Роман, врезаясь в поворот. В зеркале мелькнул синий платок на шее деда — точно такой же носил его отец в день их последней рыбалки.
В приёмном отделении часы отсчитывали секунды глухими ударами. Лида металась между стен, оставляя на линолеуме следы мокрых ботинок. Её мать, свернувшись калачиком на пластиковом стуле, шептала молитву, перебирая чётки с треснувшей бусиной. Когда хирург вышел, снимая перчатки с пальцев, будто снимал окровавленную кожу, все замерли.
— Жив… — врач махнул рукой, и Лида рухнула на колени, уронив на пол телефон. На экране — сотня пропущенных звонков от Вики.
Роман подошёл, осторожно, как к раненой птице, обняв её за плечи. Она вжалась в его грудь, оставляя на рубашке мокрые звёзды слёз.
— Твоя невеста… — начала Лида, но он перебил:
— Бывшая. — Его пальцы наткнулись на шрам у неё на запястье — след от ожога, полученного в кафе в их первое свидание. «Чайник взорвался, а я даже не заметила, глядя на тебя», — смеялась она тогда.
Он рассказал всё: фальшивый тест на беременность, угрозы насчёт операции. Лида всхлипнула:
— Они пришли ко мне с фотографиями деда в больничном коридоре. Сказали… что если не уйду, его имя исчезнет из списка. А потом — про «твою беременную невесту». Я поверила…
Через неделю в палате пахло мятными леденцами и надеждой. Дед, подключённый к мониторам, тыкал дрожащей рукой в Романа:
— Гадючье гнездо ты избежал, внучек. Викины родители — как те крысы в порту: грызут опоры, пока сами не рухнут в воду.
Он оказался прав. Попытка саботировать контракты Николая Максимовича обернулась громким скандалом. В офисе Викиной семьи теперь красовались печати судебных приставов, а на столе отца — письмо с одной фразой: «Самолёт, запущенный вами, приземлился в вашем же кабинете».
— Бумеранг, — усмехнулся Николай, попивая чай с липовым мёдом от Лидиной мамы. — Интересно, они успели услышать свист перед ударом?
На рассвете Роман вёл машину уже по другой дороге — к дому, где Лида растила розы и верила в чудеса. В бардачке позвякивали ключи от новой клиники, которую Николай Максимович построил вместо «выгодного слияния». На заднем сиденье дед храпел, сжимая в кулаке билеты на поезд — подарок внукам.
— Венеция подождёт, — шепнула Лида, положив руку на рычаг коробки передач. — Сначала научись ездить без сцепления.
Её смех звенел, как те самые фонарики, что когда-то не смогли унести прошлое.
