— Я чувствую себя как в деревянной повозке на квадратных колёсах, запряжённой хромой кобылой, — возмущалась она, колыхаясь всем своим необъятным телом. — На мне уже живого места нет! У меня сотрясение мозга! А моя бедная Муся, вообще, еле жива!
Действительно, несчастное животное лежало на коленях хозяйки с выпученными глазами и высунутым языком. У неё даже на дрожание не осталось сил.
Досталось и джентльменам, сидящим по обе стороны от дамы.
— Что вы всё время ко мне прижимаетесь?! — пассажирка ёрзала, утрамбовывая своих соседей всё сильнее.
Несчастные мужики и так почти не дышали — ведь они были зажаты с двух сторон.
— Господи, где я так нагрешил? — вздыхал один, закатывая глаза. — Обещаю, если я доеду живым, больше никогда не буду спорить с женой.
— Теперь я знаю, как чувствовали себя женщины в корсетах, — пыхтел второй, пытаясь высвободить хоть миллиметр своего туловища из плена.
— Женщина, — один из мужиков рискнул высказать общее мнение, — я бы с удовольствием растворился в воздухе, лишь бы вам было хорошо. Но это невозможно. Поэтому примите смиренно нашу жертву.
Второй только, поддакивая, кивал.
Дама продолжала ворчать и громко жаловаться на неудобства, пока не достала всех пассажиров, что вскоре дошло до шофера.
— Если я услышу ещё хоть одну жалобу от дамы с «алабаем», она отправится в путь пешком, — объявил в микрофон водитель.
Оставшийся путь хозяйка Мусечки дулась как мышь на крупу, но больше не произнесла ни слова, ни стона.
А выйдя через два часа на своей остановке, пригрозила кулаком всему автобусу и проорала:
— Хамы! Нахалы! Грубияны! Живодёры! Я буду жаловаться!
В этот момент Мусечка, скромно молчавшая всю дорогу, развернулась своей крошечной мордой к орущей хозяйке и разразилась таким лаем, что пассажиры автобуса чуть не лопнули от смеха.
— Даже свою блоху достала, — вздохнул водитель, закрыл двери, и автобус тронулся, оставив позади, размахивающую руками разъярённую даму и, прыгающую вокруг неё со звонким лаем, маленькую собачку на тонких ножках.
