— Димка, смотри что я нашла, — Женя протянула старую фотографию, выцветшую, с чуть надорванным уголком. На снимке двое детей стояли у старой яблони – мальчик с непослушной вихрастой челкой и девочка с косичками, перевязанными большими белыми бантами.
— Это же у твоей бабушки в саду снимали, помнишь? — Дима взял фотографию, невольно улыбаясь. — Мне тогда казалось, что эта яблоня до небес достает. А сейчас прихожу – обычное дерево.
— Зато яблоки все такие же вкусные, — Женя прислонилась к его плечу. — Каждый год, как приезжаю к бабушке, первым делом иду в сад. Знаешь, иногда мне кажется, что время там остановилось. Все те же скамейки, та же калитка скрипит, и яблоня все такая же щедрая…
— А помнишь, как мы тайком в сад ночью лазили? — Дима рассмеялся. — Мне было четырнадцать, тебе тринадцать. И почему мы решили, что ночью яблоки вкуснее.
— И напоролись на бабушкину любимую крапиву, — подхватила Женя. — Она специально её под яблоней растила, чтобы местные не таскались.
— Но нас это не останавливало.
— Конечно нет. Куда нам.
Дима посмотрел на подругу детства, теперь уже невесту. Она изменилась за эти годы, но в глазах все так же плясали озорные искорки, когда она вспоминала их приключения. До свадьбы оставались три недели. Все было готово – и белоснежное платье, которое они выбирали с мамой в областном центре, и костюм, и кольца. Ресторан в райцентре заказан, гости начали съезжаться.
Но что-то неясное тревожило душу Димы. Он любил Женю, конечно, любил – как можно не любить человека, с которым связано всё твое детство? Все эти письма, которые они писали друг другу, когда она уезжала в город. Все эти тайны, которые доверяли только друг другу. Летние дни у реки, зимние прогулки по заснеженному поселку…
— О чем задумался? — Женя легонько толкнула его в бок. — Что-то ты последнее время сам не свой.
— Жек, — он повернулся к ней, чувствуя, как трудно подобрать слова. — Мне кажется… мне кажется, мы совершаем ошибку.
— Не поняла… Ты о чем? — Женя отстранилась, заглядывая ему в глаза. В её голосе слышалась тревога.
— Понимаешь… — Дима запнулся, не зная, как объяснить то, что мучило его последние недели. — Мы с тобой всю жизнь вместе. Все вокруг с самого детства твердили – вот вырастете, поженитесь. И мы как-то… привыкли к этой мысли. Но правильно ли это?
— Ты просто волнуешься, — Женя попыталась улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной. — Это нормально перед свадьбой. Мама говорит, у папы тоже такое было – за день до росписи хотел на поезд сесть и уехать куда глаза глядят.
— Нет, это другое, — Дима поднялся с земли, прошелся взад-вперед. — Я не о свадьбе волнуюсь. Я о нас с тобой думаю. Вот представь – проходит год, два, пять… Что если мы поймем, что совершили ошибку? Что приняли дружбу за любовь?
— Дружбу за любовь? — Женя тоже встала, её голос дрогнул. — То есть все эти годы, все наши письма, встречи, разговоры – это просто дружба?
— Не просто дружба, — он повернулся к ней. — Ты самый близкий мне человек. Но разве этого достаточно для брака?
— А чего достаточно? — в её глазах заблестели слезы. — Какой она должна быть, эта любовь, по-твоему? С фейерверками? С замиранием сердца? Или ругаться надо и окна вышибать, как у тети Любы муж, а? Мы знаем друг друга как облупленных. Разве это не лучше, чем какая-то там страсть?
Дима молчал. Как объяснить то, чего сам толком не понимал? Это чувство неправильности происходящего, которое преследовало его последние недели.
— Знаешь что? — Женя решительно вытерла глаза. — Давай сделаем так. Сейчас мы пойдем домой. Ты отдохнешь, успокоишься. А завтра нужно помочь с украшением веранды – гости же приезжают. Все будет хорошо, вот увидишь.
— Жень…
— Нет, — она прижала палец к его губам. — Ничего не говори. Это просто мандраж перед свадьбой. У всех такое бывает.
Она потянула его за руку, и Дима поддался. Может, она права? Может, это действительно просто предсвадебное волнение? Нельзя же вот так, за три недели до свадьбы, перечеркнуть все, что было между ними.
Вечером в доме Жениной бабушки собрались родители – обсудить последние приготовления. Дима сидел за столом, машинально отвечая на вопросы, кивая в нужных местах. А сам все думал о том разговоре у реки.
— Сынок, — мама тронула его за плечо, — ты какой-то задумчивый. Все хорошо?
— Да, мам. Просто устал немного.
— Еще бы не устать! — Женина мама рассмеялась. — Столько дел, столько беготни. Но вы молодцы, все успеваете.
На следующее утро по поселку разнеслась новость – в старый дом Петровых въехали новые жильцы. Дима видел, как подъехал грузовик с мебелью, как суетились люди, перенося вещи.
— Говорят, из города переехали, — судачили соседки у колодца. — Муж на лесопилке будет работать начальником, а жена в библиотеке.
Дима не придал этому особого значения – мало ли кто приезжает в их поселок. У него своих забот хватало. Женя с утра пораньше прибежала, потащила развешивать гирлянды на веранде.
— Представляешь, как красиво будет вечером! — щебетала она, подавая ему очередную нитку лампочек. — А там поставим столы, а тут будет место для танцев…
Дима кивал, улыбался, а внутри все сжималось от необъяснимой тоски. И вдруг он услышал голос – чистый, звонкий, незнакомый:
— Здравствуйте! Простите, что отвлекаю…
Он обернулся и замер. У калитки стояла девушка – тоненькая, в светлом сарафане, с русыми волосами, собранными в небрежный пучок. Что-то было в ней такое… какая-то особенная легкость, словно она не шла по земле, а парила над ней.
— Я ваша новая соседка, — она улыбнулась. — Маша. Мы только вчера переехали. Хотела спросить, где здесь колодец? Вода пока не подключена…
— Я покажу! — вызвалась Женя. — Пойдемте, это совсем рядом. А вы правда из города? А как вам у нас? А…
Дима стоял, не в силах пошевелиться. Сердце колотилось как сумасшедшее, во рту пересохло. Он смотрел вслед уходящим девушкам, и мир вокруг словно изменился. Краски стали ярче, звуки острее, воздух наполнился какой-то удивительной свежестью.
— Дим! — окликнула его Женя. — Ты чего застыл? Давай дальше вешать!
Он встряхнулся, полез обратно на стремянку. Но руки дрожали, гирлянда путалась, а перед глазами стояло лицо Маши – светлое, чистое, с легким румянцем на щеках.
Вечером он не находил себе места. Бродил по поселку, сам не зная куда идет. Ноги сами принесли его к дому Петровых. В окнах горел свет, на веревке во дворе было развешено белье – простыни, полотенца, и тот самый сарафан, в котором он видел Машу утром.
— Кого-то высматриваем? — раздался за спиной насмешливый голос. Дима вздрогнул и обернулся. Маша стояла на крыльце, прислонившись к перилам.
— Я… просто проходил мимо, — пробормотал он.
— Просто проходили мимо уже минут десять, — она улыбнулась. — Хотите зайти? У нас чай с дороги остался, правда, без особых угощений…
— Вообще-то у нас не принято вот так приглашать незнакомых мужчин, — раздался строгий голос. На крыльцо вышла Машина мама. — Мария, ты что себе позволяешь?
— Мам, это наш сосед, — Маша чуть смутилась. — Он с невестой сегодня утром гирлянды вешал, помнишь?
— А, это который жениться собирается? — мама смягчилась. — Проходите, молодой человек. Чаю действительно осталось много.
Дима поднялся на крыльцо. В доме пахло свежей краской и какими-то травами. На столе стоял большой голубой чайник и три чашки с золотой каемкой.
— Я Дима, — представился он, присаживаясь за стол. — Живу через два дома отсюда.
— Очень приятно, — Машина мама разлила чай. — А я Анна Сергеевна. Хороший у вас поселок. Тихо тут у вас.
— Мне нравится, — Маша присела напротив Димы. — Воздух какой чистый! И люди приветливые. Ваша невеста такая милая, сразу помогла, все показала…
При упоминании Жени Дима вздрогнул. Он совсем забыл о ней, о свадьбе, обо всем на свете, глядя в Машины глаза – серые, с золотистыми крапинками.
— Да, Женя… она замечательная, — пробормотал он.
— А когда свадьба? — поинтересовалась Анна Сергеевна.
— Через три недели — ответил Дима, и сердце болезненно сжалось.
— Так скоро! — улыбнулась Анна Сергеевна. — Вам, наверное, не до гостей сейчас, столько хлопот…
— Ничего, на чашку чая время найдется всегда, — Маша улыбнулась, и от этой улыбки у Димы перехватило дыхание.
Они просидели за столом почти час. Говорили о городе, о переезде, о том, как непривычно после городского шума слушать деревенскую тишину. Дима рассказывал о поселке, о местных достопримечательностях, о речке, где все купаются летом.
— А можно завтра вы нам покажете эту речку? — вдруг спросила Маша. — А то мы с мамой сами не найдем…
— Конечно, — ответил Дима, не задумываясь. И только потом вспомнил, что завтра они с Женей должны ехать в райцентр – последняя примерка костюма.
Когда он вышел на улицу, уже стемнело. В голове шумело, сердце колотилось как сумасшедшее. Он шел домой и понимал – случилось что-то непоправимое. Что-то, что перевернет всю его жизнь.
У своей калитки он столкнулся с Женей.
— Димка, ты где пропадал? — она взяла его за руку. — Я тебе звонила, звонила…
— Извини, гулял, — он осторожно высвободил руку. — Голова разболелась, хотел проветриться.
— Бедненький, устал? — Женя погладила его по щеке. — Завтра в десять выезжаем, не забудь. Костюм последний раз примерить надо.
— Да, конечно, — кивнул он, чувствуя себя последним предателем.
Ночью Дима не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, снова и снова прокручивая в голове события дня. Маша стояла перед глазами как живая – её улыбка, лёгкий наклон головы, тонкие пальцы, обхватывающие чашку с чаем. И рядом с этим образом – растерянное лицо Жени, её доверчивые глаза, тёплое прикосновение к щеке.
Утром он позвонил Жене:
— Извини, но я не смогу поехать. Голова все еще болит, просто раскалывается.
— Что? — в её голосе слышалось беспокойство. — Может, врача вызвать? До свадьбы-то всего ничего осталось…
— Нет-нет, просто нужно отлежаться. Ты съезди сама, заберешь костюм, — он старался говорить как можно убедительнее.
— Ладно… выздоравливай, — в трубке послышались гудки.
Дима смотрел в окно. По улице шла Маша с мамой – видимо, в магазин. Сердце забилось быстрее. Он быстро оделся и выскочил из дома.
— Доброе утро! — окликнул он их. — Вы в магазин? Давайте провожу, заодно и речку покажу, она как раз по пути.
Анна Сергеевна внимательно посмотрела на него:
— А как же примерка костюма? Мы вчера слышали, что вы сегодня едете…
— Перенесли, — соврал Дима, избегая её взгляда. — Так что я совершенно свободен.
Маша засияла:
— Как здорово! Я купальник взяла, вдруг речка теплая…
Они шли по поселку, Дима показывал местные достопримечательности – старую церковь, школу, клуб. Рассказывал истории, шутил. Маша смеялась, и от её смеха у него кружилась голова.
У речки было безлюдно – будний день, все на работе. Вода искрилась на солнце, в камышах квакали лягушки.
— Какая красота! — восхищенно выдохнула Маша. — Можно искупаться?
— Конечно, — кивнула Анна Сергеевна. — Только недолго, нам еще обед готовить.
Маша побежала переодеваться за кусты. Дима старался не смотреть в ту сторону, но когда она вышла с распущенными волосами, у него перехватило дыхание.
— Вода чудесная! — крикнула Маша, заходя в реку. — Дима, присоединяйтесь!
— Я… нет, я просто посижу, посмотрю, — он опустился на траву рядом с Анной Сергеевной.
— Дмитрий, — вдруг тихо сказала она. — Я вижу, как вы смотрите на мою дочь. И это меня тревожит.
Дима вздрогнул от слов Анны Сергеевны. В горле пересохло, он не знал, что ответить.
— Я понимаю, что вы, наверное, хороший молодой человек, — продолжала она, глядя на плескающуюся в воде дочь. — Но у вас скоро свадьба. А мы не хотим быть причиной чьих-то страданий.
— Я… я сам не понимаю, что происходит, — тихо сказал Дима. — Никогда не верил в любовь с первого взгляда. Думал, такое только в книжках бывает.
— А с Женей? Вы её не любите?
— Люблю, — он смотрел на речную гладь. — Но не так. Мы выросли вместе, она мне как родная. Всегда думал, что этого достаточно для счастливой жизни.
— А теперь?
— А теперь… — он замолчал, подбирая слова. — Теперь я понял, что ошибался. Что настоящая любовь – это совсем другое.
Маша вышла из воды, и солнечные блики играли в каплях на её плечах. Она улыбалась так радостно и открыто, что у Димы защемило сердце.
